На часах 7.30. Пациентка, трёхлетняя малышка, страдающая из-за постоянных приступов эпилепсии, уже в операционной.
- В нейрохирургии очень долгая, два часа в среднем, подготовка к операции. Видите, сколько оборудования, и все нужно настроить. Вот как раз санитарочка подключает машинку, которой мы сейчас будем орудовать…
- “Орудовать” — хорошее слово, — смеюсь.
- Так и есть...
Ещё примерно полчаса, и врач-нейрохирург алматинской детской городской клинической больницы №2 Азамат Жайлганов сядет к операционному микроскопу и начнет орудовать.
- У нас тут три педали, как у тракториста, — продолжает шутить, — с их помощью хирург управляет всей техникой. Только в этой операционной оборудования примерно на два миллиарда тенге. Нейрохирургия — это дорого. И чтобы сейчас быть успешным в этой отрасли, нельзя надеяться только на свою голову и на свои руки. Нужно всё время учиться новому. Вы видели, сколько всяких штуковин мы прикрутили к столу и сколько людей в этом было задействовано.
***
Это мастер-класс. Жайлганов показывает коллеге из Санкт-Петербурга, как делать вертикальную функциональную гемисферотомию — нейрохирургическое спасение для детей с фармакорезистентной эпилепсией. Это форма заболевания, при которой лекарства и другие виды лечения неэффективны.
- Мы сейчас вскроем череп, пройдём в мозг через маленькое отверстие и изолируем больное правое полушарие, — пока не сделал первый разрез, объясняет нейрохирург. — Оно будет питаться кровеносными сосудами, но перестанет передавать импульсы, потому что мы пересечем нервные волокна, которыми полушария связаны между собой. Давно доказано, что человек может жить без одного из них.
- Вы отключите девочке, которую оперируете, половину мозга. Что с ней будет потом?
- Она не разучится ходить и говорить (речь иногда может пострадать, но она восстанавливается). Да, её левая рука будет работать чуть хуже правой, но, понимаете, это тот случай, когда родители из двух зол выбирают меньшее. У детей с таким диагнозом в день может быть по 40-50 эпилептических приступов, которые невозможно купировать. Они тратят на них всю энергию и постепенно угасают: начинают отставать в развитии от сверстников, теряют привычные навыки. Эта операция — их шанс.
Первый раз гемисферотомию во 2-й детской больнице сделали в январе прошлого года. Тогда в Алматы с мастер-классом приезжал профессор Ульрих ТОМАЛЕ из Германии. С тех пор здесь прооперировали девять детей. К счастью, как и ожидали, у всех приступы прекратились. Только у двух пациентов они иногда случаются, но это не сравнить с тем, как было раньше.
***
Больных много, а клиник, в которых занимаются хирургией эпилепсии, две на весь Казахстан — 2-я детская в Алматы и центр нейрохирургии в Астане. Жайлганов пытался посчитать: если в день делать хотя бы по две операции, все равно всем не помочь. Но несколько лет назад не было даже этого. Он вспоминает, как в прошлом году позвонили из столичного Центра материнства и детства: поступил трёхмесячный малыш из Павлодара, из-за врождённой патологии мозга часто происходят эпилептические приступы.
- Пока врачи проводили обследование, родители начали сбор средств на лечение во Франции: операция 40 тысяч евро плюс перелет и проживание. А мы чуть позже бесплатно прооперировали ребёнка — ему только-только исполнилось шесть месяцев, — рассказывает Азамат Абикенович. — Сейчас его не отличить от здоровых детей: чем младше ребёнок, тем лучше он восстанавливается. Это самый маленький пациент, которого я оперировал.
- Что вы тогда чувствовали? Страх, наверное, со временем проходит?
- Не проходит. В год мы делаем больше 600 операций, казалось бы, не должно остаться страха, и все равно есть внутреннее волнение. Научился его скрывать: когда молчишь, никто не поймет, что внутри тебя творится.
- Заметила, вы шутите в операционной, напеваете…
- И поговорить могу — атмосфера в операционной очень важна. Ты пришел на работу — и тебя должно все радовать. Мы с коллегами дружим, общаемся вне работы, в гости друг к другу ходим. Я вам про всех могу долго рассказывать. Операционная сестра Бахытгуль ШАГЕНОВА, мы её тетя Баха называем. Она нам как родная. Анестезиолог Жандос ШОЛАХОВ — наш волшебник, единственный в Казахстане давал наркоз детям на операциях, во время которых нужно разбудить пациента. Ребёнок просыпается, с ним разговаривают, проверяют, все ли в порядке с речью, и снова дают наркоз. Сейчас мы этим методом не пользуемся, нашли альтернативы, но было в практике и такое.
- Пациент не спит, ему ещё и вопросы задают, и при этом вы продолжаете что-то делать с его мозгом. А в этот момент что вы чувствуете?
- Никому из детских врачей не желаю испытать подобное. Взрослый пациент — одна история, ребёнок… Как только он понимает, где находится, начинает плакать, маму зовет. Мы работаем очень быстро, но эти 5-10 минут столько энергии (да и жизни, чего уж скрывать) отнимают... Я молчу в такие моменты, с ребёнком разговаривает психолог, который готовит пациентов и родителей к операции. Начну говорить, мне так жалко его станет…
Я по натуре сентиментальный. Если дома один смотрю мелодраму, могу нечаянно скупую мужскую слезу пустить (хорошо, что рядом никого). Всю жизнь в себе это гасил, по сути, ругаться-то не умею и очень переживаю, когда пациент уходит. Наша клиника не флагман по выживаемости, но не потому, что здесь плохо лечат…
- Берете пациентов, от которых другие отказались?
- Мой учитель, главный врач нашей больницы Марат РАБАНДИЯРОВ, известный нейрохирург, всегда говорит: если у ребёнка есть хотя бы малейший шанс, нужно его использовать. Ты видишь большую злую раковую опухоль и понимаешь: ребёнок обречён. Но у тебя получается полностью её вырезать, и пациент живёт ещё три-четыре года, хотя мысленно ты с ним уже попрощался. И это то самое чудо, о котором так любят спрашивать хирургов. Может быть, благодаря таким чудесам меня люди и знают.
Но бывает иначе: пациент умирает внезапно. Все шло хорошо, и вдруг сердце останавливается. Просто как тумблер выключили. В такие моменты очень тяжело родителям объяснять… Да и как объяснять. О нас думают, что мы каменные. На самом деле хирурги изнутри себя убивают: блин, уйду с этой работы. Не уходим, мы же зависимые, у нас адреналин в крови.
Чтобы переключиться, зимой — горные лыжи, в тёплое время года — бег и велосипед. Я на работу на велосипеде езжу, хотя мама за меня переживает — такое движение в Алматы. Но мне это помогает: для здоровья полезно и можно отвлечься, каким бы ни был твой день…
Оксана АКУЛОВА, фото Андрея ХАЛИНА, Алматы