«Синица» токаря Кустова


В последнее время много говорится и пишется о человеке труда, о его месте и значимости для страны. Заслуженные, почётные, продолжатели трудовых династий – все они без исключения достойны того, чтобы о них знало как можно большее число казахстанцев. Причём не только о подробностях биографии или трудовых достижениях. Нередко интересна их точка зрения на текущие явления и события.


Вот и в этом материале через диалог с рядовым жителем Алматы – токарем V разряда Алексеем Кустовым мы постарались понять реальные проблемы отрасли, в которой он работает на протяжении более двух десятков лет. И услышать ответы на вопросы, над которыми нынче ломают головы многие – от экономистов до предпринимателей.

…Алексей 19 лет работает токарем на одном из заводов в Алматы. Однако его трудовая биография, как и у многих, началась несколько раньше, чем значится в трудовой книжке. Это и профтехучилище, где он приобрёл первоначальные профессиональные навыки, и заводская практика. Потом – армия. И только после – реальный трудовой стаж. Мы намеренно умолчим о местах его работы, с тем чтобы итоговая картинка у читателей сложилась вне зависимости от того, насколько крупными или наоборот были его работодатели.

– Алматы был когда-то крупнейшим промышленным цент­ром Казахстана. Эксперты называют разные причины остановки здесь производственных мощностей: от экономических до банального стремления растащить то, что временно оказалось без хозяи­на. Что, на Ваш взгляд рядового токаря высокой квалификации, послужило триггером закрытия огромного числа заводов и фабрик?

– Не надо быть экспертом, чтобы ответить на этот вопрос. Ключевой причиной закрытия заводов послужил отток квалифицированных кадров. После развала Союза из республики стали массово выезжать специалисты, скажем так, «реального дела». Причём не только ИТР, но и токари, слесари, наладчики...

В какой-то момент на предприятиях, даже каким-то чудом сохранивших свой станочный парк и получивших заказы, просто некому стало работать. Простой мощностей для заводов-гигантов – это фактическое самоубийство. Восполнить возникший дефицит рабочих рук и ИТР было некому, да и некем. Как результат – оптимизация, то есть переход с больших мощностей на меньшие. Снижение технологичности возможных заказов и их объёма. Перевод оставшихся «узких» специалистов, способных без микрометра, на глаз, определить погрешность детали, в многостаночники.

На первых этапах в этом и была первопричина. Нарушение связей с подрядчиками и проблемы с логистикой возникли уже позже, и как раз из-за того, что на каких-то заводах просто физически не могли сохранить производство.

– Но ведь Ваша собственная трудовая деятельность началась уже после этих событий, когда основная волна миграции схлынула. Значит, специалисты всё-таки не все уехали, так почему предприятия продолжали закрываться?

– Я пришел на завод в 2004-м. Тогда ещё работали, правда, уже далеко не на полную мощность: АЗТМ, завод «Поршень», имени Кирова, вагоноремонтный… Они обеспечивали нужды нефтяной промышленности. Но проблема с кадрами не была решена принципиально.

На завод я попал после училища, до этого после армии успел поработать охранником... Знакомый позвал на предприятие, потому как один из токарей просто сбежал.

В наше время ещё обучали тех же токарей, слесарей, но уже не в таких объёмах, которые требовались производству. Современное производство – хоть маленькое, хоть большое – все равно требует специалистов с хотя бы средним специальным образованием.

Конечно, можно обучить токаря с нуля на самом предприятии. Но, во-первых, на это потребуется гораздо больше времени, а во-вторых, без базовой школьной программы – математики и физики – в нашей работе не обойтись. Работа с чертежами требует отдельного обучения. Нас – тех, кто сейчас непосредственно работает у станка, – после училища мастерству обучали «деды». Сейчас и «дедов» не осталось.

Теперь мы сами «деды», хоть до пенсии ещё далеко, но даже свои навыки просто некому передавать. Уходили «деды» – закрывались заводы. Был некоторый период, когда на предприятиях работали гастарбайтеры из Узбекистана, Кыргызстана. Но сейчас они предпочитают Корею, Россию и Беларусь.

– То есть, если бы не кадровый голод, Алматы мог бы и до сих пор оставаться крупным промышленным центром?

– Конечно. Здесь вся логистика. Например, был период, когда заводы не закрывали полностью, а переносили в Актау, Атырау. С одной стороны, ближе к заказчику, но логистика все равно остается здесь. Что дешевле? Везти на запад сырье или уже готовые изделия? Если грубо, то только транспортные расходы на перевозку металла приводят к удорожанию готовой продукции. Последняя и компактней, и легче.

– Если бы «заката» промышленности не произошло, а все поступательно развивалось, что бы у нас могло быть на сегодняшний день?

– Во-первых, всегда была бы работа. И рабочая сила. Мы могли бы мелкие станочки изготавливать, сверлильные станки, которые сейчас покупаем в Китае. Оборудование могли бы сами производить для внутреннего производства и не только.

Мы полностью могли бы себя обеспечивать всеми инструмен­тами для основных работ, которые сейчас также закупаем в Китае, США, Германии. Мы не потеряли бы этот кластер и могли обрабатывать весь металл, медь, алюминий, что у нас здесь производится. И нам было бы это выгоднее, ибо сырье своё и, что немаловажно, своя электроэнергия.

– Но ведь государство разрабатывает программы ФИИР, индустриального развития. Множество проектов по пере­обучению, смене квалификации.

– Государство ставит стратегические задачи. А людям нужен практический интерес. У нас на заводе больше года «висит» вакансия токаря. И никто не идёт. Почему? Потому что зарплата всего 180 тысяч тенге. Могу сказать, что для начинающего специалиста это даже и много. Но для семейного мужика – слезы.

Куда у нас молодежь стремится устроиться? На госслужбу и в полицию. Годами обучаются в университетах, чтобы выйти на работу начинающим специалистом и... зарабатывать очень мало. Да, со временем их уровень вырастет, и они сумеют занять более высокие должнос­ти, смогут обеспечить семью. При этом никто не рассказывает молодежи о том, что рабочая специальность – это такой же инструмент, который оттачивается всю жизнь. Сначала ты ученик, потом – специалист, после – высококвалифицированный специалист, дальше – мастер. Соответственно, ты и востребован согласно уровню квалификации.

Да, есть проблемы, и они носят системный характер. Объясните людям, что мастер токарного или слесарного дела никогда не останется без работы, что он сможет всегда заработать достаточно.

Любая профессия – инс­трумент, который оттачивается годами. Я лично не планирую её бросать и уходить, скажем, в торговлю, даже если закроется завод. Моя профессия прокормит меня везде, куда бы ни поехал. Закроется последний завод в Алматы – отправлюсь на вахту, и работодатель станет оплачивать мне и дорогу, и проживание.

Но чтобы стать специалистом, нужно с чего-то начинать. На госслужбе начинают с малого, и далеко не все становятся начальниками департаментов, полковниками или главврачами.

– Говоря о системных проб­лемах, что Вы имели в виду?

– Все ту же проблему кадров и кадровую политику в принципе. Но уже не только касательно рабочих специальностей, но и ИТР, управленцев. Необходимо не только публично чествовать продолжателей рабочих династий, но и как-то приводить к общему знаменателю инженерный состав, учить менеджеров, растить производственников.

Мы не сможем строить новые заводы и получать от этого выгоду до тех пор, пока директорами назначают людей, далёких от производства в принципе. К примеру, поставил владелец директором своего племянника, ну любит он его – так поставь ему замом реального производственника, чтобы дело было.

Нам всё время в пример приводят западную систему организации производства, но на Западе высококвалифицированный токарь зарабатывает больше, чем менеджер среднего звена на том же предприятии. Пока не научимся заново правильно рассчитывать зарплаты рабочих, не сможем стать индустриальной страной.

При помощи смычковой дрели запчасти на «мерседес» не изготовить. Станки же и инструмент стоят дорого. Дешевый специалист обходится ещё дороже. Здесь не надо быть экономистом, чтобы понять эту прямую зависимость. А чтобы у нас появились дорогие специалисты, их нужно научиться ценить и самим выращивать. Иначе они будут работать гастарбайтерами у тех, кто эту зависимость понимает.

– В таком случае не проще ли вовсе отказаться от собственного производства и закупать все в странах, где этих проблем не существует, самим же заниматься только сельским хозяйством и продавать ресурсы?

– И не проще, да и не получится. В любом случае что добыча, что сельское хозяйство требуют хотя бы текущего обслуживания закупленной техники. Автомобильный парк, даже если он целиком состоит из зарубежных агрегатов, тоже нуждается в ремонте. В «нулевых» какую-то запчасть было дешевле заказать у токаря, чем покупать где-то и везти сюда. Сейчас ситуация повторяется.

Другое дело, что мастеров необходимого уровня у нас все меньше и меньше. Небольшие производства сейчас завалены заказами, к ним реально выстраи­ваются очереди.

У нас выплавляется металл, и отдавать его другим странам, чтобы потом покупать обратно, но уже в изделиях и кратно дороже, – так себе идея. Не лучше ли всё-таки снова запустить свои заводы?

Что касается производства на экспорт, то мы и сейчас экспортируем изделия в Россию, Узбекистан – это те страны, о которых я точно знаю. Если бы собственное производство не было выгодным, то США и страны Европы не возвращали бы свои производственные мощности обратно из Китая и Индии. И это притом, что стоимость рабочей силы в развитых государствах гораздо выше, чем у нас.

Другое дело, что они способны обеспечивать индустрию не только станками, инструментом и оборудованием, но и теми, кто будет способен на них работать, обслуживать.

– Так чего же нам не хватает, чтобы мы снова стали индустриальной страной?

– Не хочу повторяться, но приходится – специалистов. Для примера: у нас 10 лет назад реальная заработная плата была больше, чем сейчас. Не в денежном выражении, а в покупательной способности.

Если взять экономику любого производства, то она состоит из материальных затрат, логистики, эксплуатации оборудования, сырья, инструментов и рабочего труда. Сырье дорожает, инструмен­тарий дорожает – все дорожает. На чем экономит собственник? На фонде заработной платы. Но до каких пор доля труда в готовой продукции может дешеветь? Без лозунгов коммунистов эту долю можно посчитать математически. Владелец завода сам не будет делать этих расчетов, ему нужна прибыль.

Но когда стоимость твоего труда не оценивается более или менее справедливо, ты ищешь, где этой несправедливости меньше. С предприятия уходят в первую очередь те, на ком больше экономят, и те, кто не боится потерять работу, поскольку он в любом случае будет востребован.

Производство перестает приносить прибыль и закрывается, принося собственнику ещё большие убытки. А где специалист, который должен был эту зависимость донести до владельца?

Или другой пример. Возьмём шахтеров. У них, в принципе, зарплата позволяет содержать семью. В горнодобывающей отрасли ещё худо-бедно работают профсоюзы, но собственник начинает экономить на оборудовании, результат – повышенный травматизм и аварии с жертвами. Есть места, где экономят и на том, и на другом. Может ли государство регулировать эти вопросы? С точки зрения частной собственности – нет, а с точки зрения охраны труда – вполне способно.

Возрождая промышленность, следует помнить и о том, что нужно возрождать механизмы взаимодействия между теми, кто обеспечивает долю труда в производстве, и собственниками. Дешевая рабочая сила – это, конечно, здорово. Но переступать за грань этой дешевизны чревато либо спадом производства, либо социальными взрывами. Мы не можем себе позволить, как Южная Корея, гастарбайтеров из более бедных стран или нелегалов из Мексики, как США. Значит, в первую очередь нам нужны специалисты, которые будут просчитывать эту грань. А иначе мы выше мануфактур, подпольных цехов и отверточной сборки на производствах с иностранным менеджментом никогда не продвинемся.

– В нашей беседе прозвучали слова о том, что нужно повышать престижность рабочих профессий. А что государство в этом плане делает не так?

– Делает то же самое, что делали в СССР. Лучший по профессии, заслуженный труженик, орденоносец... Конечно, мне очень приятно, если моего коллегу, друга, родственника покажут по телевизору, но суть остается та же. Человеку важнее, чего он сам сможет добиться в профессии, с какими проблемами ему придётся столкнуться, чем пожертвовать, что в итоге приобрести.

Сегодня молодежь романтикой на завод или в забой не заманишь. А вот стабильностью и высоким уровнем жизни, который он сможет себе обеспечить, – да. На самом деле рабочих специальностей, на которые с удовольствием идёт молодежь, хватает. У хороших «жестянщиков» нет отбоя от учеников, у моторис­тов, электриков. Люди охотней идут на стройку. Далеко не все отправляются в институты, не всем хватает места на госслужбе, в полиции. Кто-то по здоровью не может служить в армии.

В стране есть безработица, и это притом, что на заводах не хватает токарей, фрезеровщиков, наладчиков станков, оборудования, инструментальщиков. Покажите людям, что профессия может дать человеку достойный образ жизни. Объясните, что работа на заводе позволяет расти, приносить удовольствие. Сегодня ты – ученик и получаешь мало, но когда станешь мастером своего дела, уже не будешь нуждаться – тебя прокормит именно профессия.

Дайте социальные гарантии, что в случае травмы на работе тебя не вышвырнут, а позаботятся о тебе. Обеспечьте границы, в размерах которых зарплата не может упасть ниже определенной доли стоимости произведенной продукции.

Работу делают престижной реальные достижения или выгоды представителей профессии. Покажите их, создайте условия, чтобы число рабочих людей увеличивалось.

– У Вас есть сейчас реальная возможность повысить престижность рабочих профессий самому. Что Вы готовы рассказать об этом тем, кто сейчас без работы?

– Я учился в 1996 году, проходил практику на заводе имени Кирова, дополнительно оставался работать, и мне за это платили. Тогда понял, что деньги можно зарабатывать трудом. Мои мастера ездили на собственных машинах и на бедность не жаловались. Более того, кроме зарплаты у них всегда были «леваки».

Токарем я устроился уже после армии. В профессии, если все округлять, больше двадцати лет. И не жалею. У меня есть семья, есть где жить, есть машина – не из салона конечно, но и не шрот, есть хобби. Моя профессия меня обеспечивает.

Многим приходится уезжать, в том числе за границу, и там докторам и ещё кому-то приходится подтверждать свою квалификацию. А хороший сварщик подтвердит её, сварив один шов.

Да и просто из любой профессии возьми специалиста: слесаря, наладчика, кто станки ремонтирует, электрика, хоть сантехника – все востребованы. Когда их нет, они стоят гораздо дороже. Многие делали ремонт и знают разницу между хорошим специалистом и дешевым. На производстве точно так же. Только работа у тебя в одном месте, а не на разных объектах.

Стань хорошим специалистом, и в любой профессии ты преус­пеешь. Да, мне тоже есть чем гордиться. Мои работы стоят в музее, я своими руками такое умею делать, что 3D-принтер ещё лет сто не напечатает. Звали меня не раз на другую работу, но я не могу сидеть в каком-нибудь кабинете и копаться в бумажках.

Для каждого человека свой престиж. Кому-то яхты и власть, а кому-то – реальное дело. И таких, кто рад постоянной, стабильной работе, значительно больше тех, кто гоняется за внешним успехом. Синица в руках для многих дороже журавля в небе.